23 января в Доме кино пройдет церемония закрытия VIII Международного кинофестиваля «Лики любви», проводимого группой компаний «Кинотавр». Назовут имена победителей. Но не так уж они и важны в контексте данного события. «Лики любви» нынешнего года — чистой воды «Фестиваль Фестивалей», где собирают все хиты крупнейших международных фестов первого эшелона.
Программа «Ликов» — конкурсная и неконкурсная — формировалась практически из всех тех картин, что в 2002 году показали в Канне и Венеции. Так что российская публика с некоторым опозданием смогла приобщиться к тому, что волновало киноманов, снимающих сливки на фестивалях класса «А». И это прекрасная возможность для публики увидеть самые яркие, самые скандальные фильмы последнего времени.
Другое дело, что она, наша публика, оказалась крайне инертной. Переполненными залы не бывали. Случалось, что и двадцати зрителей не набиралось, как это было на достойной литовской картине «Съемная квартира». Вышла представлять ее актриса, специально приехавшая из Вильнюса в Москву, а в зале — пустота. Даже «Куклы» Такеши Китано, «Паук» Дэвида Кроненберга с потрясающим Рэйфом Файнсом в главной роли — уж абсолютные хиты, чего ж еще желать, — и те аншлага не сделали.
Впервые «Лики любви» оказались совсем уж бедны по части звезд. Правда, к закрытию приехала американская актриса Фэй Данауэй. Давно известно, что для того, чтобы затащить даже звезду не первой свежести в Россию, требуются титанические усилия, в том числе и финансовые. А коль скоро Китано с Кроненбергом нам не видать, чего ж вообще расстраиваться, хорошо, что фильмы их показали, устроили тем, кто понимает, праздник души.
В конкурсной, да и внеконкурсной программе текущего фестиваля почти нет фильмов, сделанных небрежно. Все они красивы, декоративны и буквально ласкают взгляд самого искушенного зрителя отлакированной картинкой. Идут годы, сменяются фестивальные сезоны, а жизнь западных, и не только буржуа — судя по кинематографу — становится все лучше, чище, элегантнее. Соответственно, знаковыми профессиями современного кино становятся дизайнерская, от архитектуры до ландшафтного, например, дизайна, и профессия фотохудожника.
Иногда эти профессии даже совпадали в одном фильме, например в «Желании» из Южной Кореи. В картине молодого постановщика Ким Юнгсу преуспевающий архитектор влюблен в начинающего фотохудожника. Тот факт, что оба они — мужчины, не позволяет дисквалифицировать «Желание» как фильм, не отвечающий тематике «Ликов...» — «фестиваля о любви мужчины и женщины», ибо между двумя мужчинами есть женщина — любовница одного и жена другого. Впрочем, речь тут идет о любви своеобразной, противоречивой и анемичной, зато желание со всеми вытекающими из него последствиями налицо. Все это снято не то чтобы красиво, но стильно и, как сказали бы у нас, со специфической интонацией, богато. Кстати, прежде всего поражают стилистическая изощренность, изящество именно эротических сцен, весьма пикантных и разнообразных. Позавидовать в чисто человеческом, женском даже плане нечему (два гея!), но снято все достоверно: стоны и крики страсти сменяются не менее аутентичными рыданиями, а то и побоями. Непонятно, зачем корейцам свой карманный Антониони? Напрашивается вполне естественный ответ: на нынешней стадии экономического развития страна «обживает» европейские проблемы сорокалетней давности. Впрочем, у самих европейцев почти все то же самое. Просто ландшафты и интерьеры побогаче, а коллизии «постильнее», с опорой на опыт предшественников.
Хороша шведско-норвежская картина «Музыка для свадеб и похорон», хотя ее проблематика так давно отдискутирована на Западе, что добралась и до наших новорожденных глянцевых журналов, особенно тех, что пишут об интерьере и архитектурном дизайне. Почему так популярен минимализм как архитектурный и интерьерный стиль и почему так много клиентов декораторов-минималистов впоследствии признаются: ну не могут, никак не могут они жить в этих интерьерах, неудобно, как ни крути, как ни обживай, а бросить — жалко... А все потому, что богатые, состоявшиеся люди очарованы картинками из проспектов, из интерьерных журналов, загипнотизированы архитектурными и прочими премиями. И, в свою очередь, воплощают в жизнь эти красивые картинки, думая, что они и есть счастье, состоятельность, в том числе и душевная. И сколько же надо детей, семей, жизней, чтобы заселить эти функциональные пространства!
В «Музыке...» главный герой, выдающийся архитектор, «лицо» европейского минимализма, приходит умирать в один из своих домов, построенный для одной из своих семей. Дом, его планировка играют в фильме существенную роль. Во-первых, в доме есть цокольный этаж, по сути первый, с бассейном и подогревом пола. Во-вторых, дом спроектирован под один рост, в нем даже холодильники специальные, заказные, чтобы выстраивались в одну линию, и, допустим, поменять холодильник, не «разбив» его со стиральной машиной, категорически невозможно. Попасть в цокольный этаж можно только из верхней части дома, по жутковатой, но с блеском спроектированной лестнице без перил. В этом пространстве никто никогда не обитал, даже когда архитектор Кристиан был женат на писательнице Саре и был жив их сын Питер. А потом выясняется, что ребенок погиб, упав с той самой лестницы, — а она, эта лестница, цепляет взгляд, подсознательно тревожит с первых кадров фильма. Идеальная декорация для самоубийства. Но в заглавии фильма не архитектура, а музыка. После смерти ребенка Сара написала невероятно успешную книгу, что тоже небезынтересно, значимо, потому что книга о своей и ее мальчика судьбе. Деньги ушли на то, чтобы оплатить долги «звезды» минималистской архитектуры, чем Кристиан попрекает супругу, на чей смерти, мол, деньги заработала... Соответственно, она его — какое кладбище и памятник он выбрал... Потом выясняется, что в цокольном этаже давно живет музыкант из Сербии Богдан, а супруг вызван для того, чтобы прорубить в цокольном этаже дверь и ходить в дом безопасно, без всяких изысков, по-человечески. Так все, оказывается, просто.
Норвежка-постановщица Унни Страуме не опускается до нашенского или южнокорейского режиссерского «пижонства», когда, допустим, цвет пальто героини постоянно «перекликается» с оттенками обоев, заборов, обивок и так далее. Тут все проще, чище, достойнее. Хотя история любви шведки Сары и музыканта Богдана, а в этой роли снялся югославский музыкант и, кстати, не серб Горан Брегович вместе со своим ансамблем, знаменитым кочевым «Оркестром для свадеб и похорон», выглядит откровенно пришитой, навязанной другой истории, драме ибсеновско-бергмановского толка. Многие скандинавские гении приходят на ум при просмотре этой экранной «фрески» с несколькими эмблематичными женскими фигурами: Мать, Жена, Любовница (ставшая женой), Ученица... И, видимо, фигура иноязычного любовника теперь вполне уместна, столь же эмблематична в данном раскладе женских судеб. Но и «Кукольный дом» когда еще написан!
В датском фильме «Халалабад блюз» мы наблюдаем за развитием романа датской фотохудожницы Кари и турецкого продавца Чингиза. Здесь также любопытна подмена счастья представлением о счастье: эротические сцены заменяют вставные музыкальные номера с участием героев-любовников, с пением и плясками. Правда, автор фильма, датчанка Хелле Раслинге, явно путает сцены из индийского кино с турецким (кто его, кстати, видел, это турецкое кино, кроме рекламных роликов типа «Ритм жизни ощути в Турции»: между прочим, тоже похоже на «Халалабад...»). Непоятно также, почему все это еще и называется блюзом. Кто-то утверждал, что «блюз — это когда хорошему человеку плохо». Фотографиня-датчанка и ее турок по отдельности — очень хорошие люди. И любовь у них, судя по танцам и песням, яркая. Только вместе им плохо, по самой банальной причине — герой женат. В результате у фильма откровенно навязанный, криминальный финал. Критики и зрители долго спорили: почему так, откуда? А по-моему, все просто: при желании эти молодые люди могли длить и длить свой блюз лет эдак тридцать, если не сорок. Здоровье-то позволяет, а фильм надо же как-то завершать.
Чем увенчались приключения одной тайской девушки с бирманским парнем, нелегальным эмигрантом, тоже непонятно: заснули в лесу после долгих соитий. Как было дело, так и кончили фильм «Благословенно ваш». Эта таиландская картина потрясла всех зрителей «Ликов...»: кого откровенностью сексуальных сцен, но еще большую аудиторию — своей прозрачностью, отсутствием «впечатанных» смыслов. Это — нечто. Но как пересказывать? В сущности, картина сводится к показу того, что четыре человека делали в течение одного уик-энда, причем буквально: вот встали, вот сели, вот легли, вот... Фильм многим показался тотальным розыгрышем, эдакой хохмой, как говорят молодые, «корой». А еще — ответом «навороченному», сложнопостановочному кино. Ответ дешевый и не сердитый. Снять такое столь же сложно, как и выстроить еще один прелестнейший «кукольный домик». Такой, как в американской ленте «Вдали от рая».
Эта американская картина — также тотальная «кора». Кинематографисты наших дней попытались идеально, тютелька в тютельку стилизовать фильм под 50-е. О результате может сказать и вот какое обстоятельство: режиссер фильма прикупил у студии-производителя всю обстановку, всю мебель, «задействованную» в картине. Но дело не только в стилизации декораций, надо было не расплескать типичный социальный пафос кино того времени, когда белые представители среднего класса на голубом глазу боролись за права цветных, а факт мужской гомосексуальности потрясал основы богатого пригорода. Впрочем, этот пафос не иссяк и поныне. Актриса Джулиан Мур получила приз в Венеции, хотя роль Кэти Уайтеккер для Мур — декоративная, откровенно проходная (в ее актерской судьбе), но знаковая в общем контексте. Хрупкая, но сильная духом женщина забудет мужа-гомосексуалиста и начнет новую жизнь в прелестном «кукольном доме». Скорее всего, освоит профессию интерьерного дизайнера, у нее к тому явный талант. Не пропадет и ее друг-афроамериканец, талантливый садовник с фундаментальным знанием живописи... Но до рая наших дней с их свободой нравов, конечно, далеко.
Судя по тому, что довелось увидеть на нынешнем фестивале, можно судить о своего рода ностальгии не то чтобы по кино «большого стиля», но по тому представлению о любви, семье и прочих «простых истинах», что транслировали эти картины. Ностальгия не повальная, но явная, хотя часто простые истины и семейные ценности как-то невзначай смешиваются с идеологией, как в ретрофильме «На другой стороне моста»: одна судьба, один муж, одна страна. Австриячка вышла замуж за китайца, статус супруга менялся от профессора до заключенного и обратно, от элиты до бомжа, а она все его любила, терпела, рожала детей. Вот, если бы тут столкнуть ее с женщиной из «Вдали от рая», но тут ни капли подобной смелости. Хотя в фильме, более всего напоминающем наше «Чистое небо», есть, например, прямые цитаты из «Замужества Марии Браун», что, конечно, забавляет. Поняла ли вообще, на каком «краю моста» находились этот фильм Р.В.Фассбиндера и его заглавная героиня, китайский режиссер Ху Мэй? Впрочем, от представителей континентального Китая иного ждать не приходится, зато непонятно, почему в данный проект вошли австрийские партнеры. Неужели привлекла не постановочная, декоративная, а именно «брачная» экзотика?
На этом фоне явным фаворитом смотрится иранский фильм «Я — Таране, мне 15 лет» Расула Садр-Амели. Кстати, эта картина тоже очень точно и верно выстроена с профессиональной точки зрения. И в частности, наблюдая за ее юными героинями, понимаешь, почему в мировой женской моде так вдруг прижилось экзотическое сочетание брюк и длинной верхней одежды: это красиво смотрится в иранских фильмах. Как эта девочка хороша, главная героиня — трогательная, одинокая, юная. Она ненамного сметливее и умнее своих безбашенных сверстниц из фильмов про «вдрызг пряную любовь», а без этой модной темы нынешний фестиваль не обошелся, отдав ей дань в финской картине «Я и Моррисон» и немецкой «Джульетте». Дело не только в душевной стойкости и чистоте героини по имени Таране, пятнадцатилетней матери-одиночки. Но и в целомудрии кинематографического языка «Таране» и в поразительной непосредственности, достоверности юной актрисы Таране Алидусти, исполнившей заглавную роль. Хотя ножницы внутренней редактуры в этом фильме заметны, его цельностью нельзя не восхититься. И постепенно понимаешь, что для нынешнего зрителя, пресыщенного если не хлебом, то зрелищами, уже не актуальна тема тоски по прекрасному, пусть и в обывательском понимании. Уже наметилась тема тоски по целомудренному кино. Опять-таки эти зрительские ожидания могут иметь чисто обывательские «обертки». Но они есть.
Анастасия Машкова