Симфония № 1 фа минор, op. 10 — сочинение Дмитрия Шостаковича, написанное в 1924—1925 годах и впервые исполненное в Ленинграде Ленинградским филармоническим оркестром под управлением Николая Малько 12 мая 1926 года. Симфония стала дипломной работой композитора по окончании Ленинградской консерватории. Композитор завершил её в возрасте 19 лет.
Симфония состоит из четырёх частей (две последних идут без перерыва) общей продолжительностью полчаса:
1) Allegretto — Allegro non troppo
2) Allegro
3) Lento
4) Allegro molto — Lento — Allegro molto
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, колокольчики, рояль, струнные.
Первая симфония Шостаковича принадлежит к ранним достижениям советского симфонизма, в которых запечатлелся мир новых чувств, динамика новой жизни. Юношеская свежесть, искристость сочетаются в ней с необычной для 18-летнего композитора серьезностью, порой суровостью тона. Преобладают быстрые темпы, энергичные, деятельные эмоции. Но их развитие не идет по прямой линии: оно осложняется состояниями тревожных сомнений, неверия, подчас — иронии. Преодоление этих состояний, борьба за утверждение противостоящих им образов воли, мужества, активного действия определяют основное содержание симфонии.
I часть открывается вступлением сумеречно-тревожного характера. После его дразнящих, угловатых мотивов (особенно запоминается первый — приглушенный, но повелительный возглас трубы с сурдиной) главная тема (кларнет) захватывает искренним волнением, собранностью чеканной маршевой поступи. В ритме медленного вальса появляется побочная тема (флейта) — легкая и изящная, чуть капризная. Но вот возвращаются вкрадчивые шорохи вступления, колорит заметно темнеет. Так начинается разработка, резко меняющая облик тем. Главная становится нервно-смятенной, побочная — неузнаваемо жесткой, вступительный мотив — воинственно-наглым. Часть завершается музыкой вступления, данной в несколько смягченных тонах. Возвращение вспять, к истокам драмы, рождает чувство томительного ожидания.
II часть — скерцо, увлекающее безудержностью плясового движения (в ритме галопа), сочными, темпераментными контрастами. Но шумные, веселые образы то подкупают безыскусственностью, то вдруг обнаруживают вульгарные, отталкивающие черты. В среднем разделе возникает сдержанный 2-голодный напев. Исполняемый деревянными на фоне непрерывно мерцающего тремоло скрипок, он вызывает образ беспредельной русской равнины.
В III части впервые надолго замедляется неутомимый поток музыки. Мерно колышущаяся, зыбкая музыка проникнута безотчетным томлением. Вскоре в роскошную ткань оркестра врезается короткий фанфарный мотив. Он многозначительно повторяется, подобно суровому, отрезвляющему голосу разума. Музыка течет еще сдержаннее, будто скованная скорбной думой, но это раздумье уже не только о своем, сугубо личном. Картины недавних драматических событий, отзвуки революционных бурь ожили в сознании художника. В размеренном маршеобразном ритме чудится тяжелый шаг траурного шествия. И снова — тревожные повторы знакомого мотива.
Финал — самая напряженная, драматически взволнованная часть симфонии. Господствует стремительно возбужденная тема-воплощение грозных разбушевавшихся сил. Ей противостоит вторая тема — эмоционально-открытая, благородная по облику. Она выражает живое человеческое начало. Высшая точка разгоревшейся схватки — громоподобное соло литавр. Трижды провозглашается ими суровый мотив из III части. Это поворотный момент в развитии драмы. Вниманием постепенно завладевает вторая тема. Сомнения, тревоги отступают перед решимостью действия, жаждой жизненной борьбы.
История создания
Замысел симфонии, с которой полагалось закончить консерваторский композиторский курс, возник у Шостаковича в 1923 году. Однако юноша, недавно потерявший отца (в 1922 году он умер от пневмонии), должен был зарабатывать и поступил в кинотеатр «Светлая лента». По нескольку часов в день он играл под кинофильмы. Но если с подготовкой концертной программы это еще как-то могло совмещаться (он остроумно включал в свои киноимпровизации отрывки из изучаемых произведений, таким образом занимаясь их техническим совершенствованием), то для сочинения эта работа была убийственной. Она выматывала, не давала возможности ходить на концерты, наконец, плохо оплачивалась. В течение следующего года начали появляться лишь отдельные наброски, продумывался общий план. Однако до систематической работы над ней было еще далеко.
Весной 1924 года занятия композицией были отложены на неопределенное время, так как сильно осложнились отношения с профессором Штейнбергом: сторонник академического направления, он опасался музыкальной «левизны» стремительно развивавшегося ученика. Разногласия были настолько серьезными, что у Шостаковича возникла даже идея перевода в Московскую консерваторию. Там были друзья, поддерживающие творчество юного композитора, там был и педагог — глубоко понимающий его Яворский. Шостакович даже благополучно сдал экзамены и был зачислен, но резко воспротивилась отъезду сына его мать, Софья Васильевна. Она боялась ранней самостоятельности сына, боялась, что он женится: в Москве жила его невеста, Татьяна Гливенко, с которой он познакомился, будучи на лечении в Крыму.
Под воздействием московского успеха отношение к Шостаковичу педагогов в Ленинграде изменилось, и с осени он возобновил занятия. В октябре была написана вторая часть симфонии, скерцо. Но сочинение прервалось снова: необходимость зарабатывать на жизнь, играя кинотеатрах, осталась. Служба занимала все время, все силы. В конце декабря появилась наконец возможность творчества, и была написана первая часть симфонии, а в январе — феврале 1925 года — третья. Вновь пришлось поступить в кинотеатр, и положение снова осложнилось. «Финал не написан и не пишется, — сообщал композитор в одном из писем. — Выдохся с тремя частями. С горя сел за инструментовку первой части и наинструментовал порядочно».
Поняв, что совмещать работу в кино с сочинением музыки не удается, Шостакович уволился из кинотеатра «Пикадилли» и в марте поехал в Москву. Там в кружке друзей-музыкантов он показал написанные три части и отдельные куски финала. Симфония произвела огромное впечатление. Москвичи, среди которых были ставшие друзьями на долгие годы композитор В. Шебалин и пианист Л. Оборин, были восхищены и даже поражены: юный музыкант показал редкое профессиональное мастерство и подлинную творческую зрелость.
Вдохновленный горячим одобрением, Шостакович, вернувшись домой, с новыми силами принялся за финал. Закончен он был в июне 1925 года. Премьера состоялась 12 мая 1926 года, в заключительном концерте сезона, под управлением Николая Малько. На ней присутствовали родные, друзья. Из Москвы приехала Таня Гливенко. Слушатели были поражены, когда после бури аплодисментов на сцену вышел раскланиваться юноша, почти мальчик с упрямым хохолком на голове.
Симфония принесла невиданный успех. Малько исполнял ее в других городах страны, скоро она приобрела широкую известность и за рубежом. В 1927 году Первая симфония Шостаковича прозвучала в Берлине, затем — в Филадельфии, Нью-Йорке. Ее включили в свой репертуар крупнейшие дирижеры мира. Так девятнадцатилетний мальчик вошел в историю музыки.
Музыка
Краткое оригинальное вступление словно поднимает занавес театрального спектакля. Переклички трубы с сурдиной, фагота, кларнета создают интригующую атмосферу. «Это вступление сразу обозначает разрыв с высоким, поэтически-обобщенным строем содержания, присущим классическому и романтическому симфонизму» (М. Сабинина).
Главная партия первой части отличается четкими, словно скандированными звучаниями, собранной маршевой поступью. Вместе с тем она неспокойна, нервна и тревожна. Ее заключает знакомый по вступлению возглас трубы. Побочная — изящная, чуть капризная мелодия флейты в ритме медленного вальса, — легка и воздушна. В разработке, не без влияния сумрачно-тревожного колорита вступительных мотивов, меняется характер основных тем: главная становится судорожной, смятенной, побочная — жесткой и грубой. В заключении части звучат мелодии вступительного раздела, возвращающие слушателя к начальным настроениям.
Вторая часть, скерцо, переводит музыкальное повествование в иной план. Оживленная суетливая музыка словно рисует картину шумной улицы с ее непрерьшным движением. На смену этому образу приходит другой — поэтичный, нежный напев флейт в духе русской народной песни. Возникает картина, полная спокойствия. Но постепенно музыка наполняется тревогой. И вновь возвращаются непрерывное движение, суета, еще более задорные, чем в начале.
Развитие неожиданно приводит к одновременному контрапунктическому звучанию обеих основных тем скерцо, но спокойную, похожую на колыбельную, мелодию теперь мощно и полнозвучно интонируют валторны и трубы! Сложную форму скерцо (музыковеды трактуют ее различно — и как сонатную без разработки, и как двухчастную с обрамлением, и как трехчастную) завершает кода с резкими размеренными аккордами фортепиано, замедленной темой вступления у струнных и сигналом трубы.
Медленная третья часть погружает слушателя в атмосферу раздумья, сосредоточенности, ожидания. Звучания — низкие, колышущиеся, подобно тяжелым волнам фантастического моря. Они то нарастают как грозный вал, то опадают. Время от времени это таинственное марево прорезают фанфары. Возникает ощущение настороженности, тревожных предчувствий. Как будто сгущается воздух перед грозой, становится трудно дышать. Задушевные, трогательные, глубоко человечные мелодии сталкиваются с ритмом похоронного марша, создавая трагические коллизии.
Композитор повторяет форму второй части, но содержание ее принципиально иное — если в первых двух частях жизнь условного героя симфонии разворачивалась в кажущемся благополучии, беззаботности, то здесь проявляется антагонизм двух начал — субъективного и объективного, заставляя вспомнить аналогичные коллизии симфоний Чайковского.
Бурный драматический финал начинается взрывом, ожидание которого пронизывало предшествующую часть. Здесь, в последнем и самом масштабном, грандиозном разделе симфонии, разворачивается полная накала борьба. Драматические, полные огромной напряженности звучания сменяются моментами забытья, отдыха... Главная партия «вызывает в воображении образ толпы, хлынувшей в панике при сигнале бедствия — сигнале засурдиненных труб, поданном во вступлении к части» (М. Сабинина). Появляются страх, смятение, грозно звучит тема рока.
Побочная партия с трудом перекрывает колоссальное разбушевавшееся tutti. Нежно, мечтательно интонирует ее мелодию скрипка соло. Но в разработке и побочная теряет свой лирический характер, она вовлекается в общую борьбу, то напоминает тему траурного шествия из третьей части, то превращается в жуткий гротеск, то звучит мощно у медных, перекрывая звучанием весь оркестр... После кульминации, срывающей накал разработки, вновь звучит мягко и нежно у солирующей виолончели с сурдиной.
Но и это не все. Новая дикая вспышка энергии происходит в коде, где побочная тема завладевает всеми верхними голосами оркестра на предельно мощном звучании. Лишь в последних тактах симфонии достигается утверждение. Конечный вывод все же оптимистичен.